Артельщики по бревнышку растащили ветхий мост и стали выходить из воды на берег.
Никишка с Андрюхой помогали мужикам со всем своим усердием. Оба они забрались на трактор и крушили топорами у себя над головою остатки настила. Как знаток своего дела, Никишка никому не позволил закрепить на тракторе концы брошенного с берега каната, — кто лучше его знает любимую машину, с которой провел он вместе столько дней и ночей.
Два трактора натянули толстые канаты, и покалеченный «СТЗ», точно упираясь, нехотя пополз из воды по кочкам каменного дна… Никишка сидел за рулем. Разбитый руль плохо слушался, трактор гремел всеми своими суставами… «Была машина, и нет ее больше, — грустно думал Никишка, — ни машины, ни Сени Блинова… Неправда, всех нас не поубиваешь… всех тракторов вам не переломать!»
К полудню в Никольское явился следователь. И хотя районное начальство решило по поводу загубленного трактора шуму не подымать, никольцы разом смекнули, что это за человек с портфелем сидит в сельсовете, по какому такому делу приехал. Да и как было не смекнуть: только вчера все видели покойника тракториста, только сегодня поутру тащили из Дыдухи провалившуюся внезапно машину — и на все лады гуторили о подпиленных столбах. К тому же наезжий человек немедленно отправился с директором МТС, Епихой и Гришей Солодушонком к месту происшествия.
Вернувшись с Дыдухи, следователь первым делом велел позвать к себе Мартьяна Алексеевича, закоульского председателя. Он долго расспрашивал его об исключенных из артели, о бывших кулаках-живоглотах, особенно интересовался стариком Цыганом. «Епихина это наводка, все слышали, как он по телефону…» — натужно подумал Мартьян. Он нахмурился и забубнил в ответ:
— Цыган от нас исключенный, и соваться в артель ему не дозволяем… Народ у нас в артели работящий, норовят, как бы свой колхоз соблюсти, за Цыганом, за кулаками не пойдут… Да и не суются те к нам, что напрасно… — И осторожно, чтоб не вызвать подозрений, добавил: — Уж не Епихины ли это наговоры? У нас с ним давняя тяжба… которая артель какую перешибет… соревнование…
— Ради того, чтобы победить в соревновании, председатель «Красного партизана» способен втоптать вас в грязь, оклеветать? — изумился следователь.
Мартьян Алексеевич понял, что хватил лишку.
— Ну, этого не говорю… а только… — замялся он.
— Что только?
— Так вот, получается… человек он горячий.
— Горячий не значит — несправедливый.
— Оно верно. Да вгорячах-то мало ли что придумывается, — начал путаться Мартьян Алексеевич.
— Вернемся к Цыгану. Вы утверждаете, что ему нет до артели никакого дела? Его разве не обижает исключение?
— В обиде-то он в обиде, слов нет, — живо согласился Мартьян, — мужик он злой, ехидный… всем известно. Но через то ехидство ни к кому еще беда не приходила… И не подумаю, чтоб Цыган полез мост подпиливать. Какая с того корысть ему, опричь тюрьмы…
— Это вы так рассуждаете. А может, у него на этот счет свои соображения?
— Чего не знаю, того не знаю. Никак не доложу. Нам некогда — своих забот хватает, не токмо что с Цыганом вожжаться…
Ничего путного от закоульского председателя не добившись, следователь взялся за Цыгана.
— …Вы согласны, что мост был поврежден умышленно? Что это акт враждебных советской власти элементов?
— Согласен, — помолчав, ответил Цыган.
— Согласны? Значит, на селе есть эти враждебные люди? — воззрился на него следователь.
— Этого не доложу…
— Не доложите? Но вы же сами только что согласились, что мост умышленно подпилили. Не сам же он подпилил себя?
— Вестимо, не сам! — блеснув белками глаз, мрачно усмехнулся Цыган.
— Так кто же?
— Господь знает, — притворно вздохнул старик.
— Господь-то наверняка, а вы?
— А мне откуда…
— Вас исключили из колхоза? — переменил разговор следователь. — Так ведь?
— Што с того…
— Как что? У вас есть причины для недовольства? Вы чувствуете себя обиженным?
— Какая там обида, — попробовал увильнуть Цыган.
— Помилуйте! Сам председатель артели, в которой вы состояли, показал о том. Он говорил о вашем ехидстве, злобе.
— Ну, это он врет! — Цыган вытаращил пронзительные глаза.
— Кто врет?
— Мартьян Алексеевич.
— Зачем же ему клеветать на вас? Какой резон?
— Уж и не ведаю, — чувствуя, что запутывается, вспотел Цыган.
— Какая ему корысть? Вы что, недруги, враги меж собой? — продолжался неумолимый допрос.
«Неужто Мартьян?.. — злобно подумал старик. — Не может быть… Ловит, просто воду промеж нас мутит… не поймаешь!»
— Нет, — ответил он после раздумья, — Мартьяну на меня жалобиться не за что, да и мне на него…
— Тогда тем более странно, что Мартьян Алексеевич…
— Не верю тому! — стукнув палкой, закричал Цыган. Он вскочил на ноги. — Ни слову твоему не верю!
— Спокойно! — холодно сказал следователь. — Садитесь. Цыган разом погас, сел на прежнее место.
— И тому не поверите, что вчера, — раздельно произнес следователь, — во дворе сельсовета, когда отправляли погибшего тракториста, вы вступили в перебранку с прицепщиком Ивановым, накинулись на него.
«Кто довел? — насторожился Цыган. — Кругом, кругом лиходеи!»
— Никишка Анохин?.. Сам первый накинулся, — тихо сказал он. — Нынче стариков-то не очень уважают…
— А вы ему спуску и не дали? — усмехнулся следователь.
— Ежели каждый щенок гавкать станет, что ж тогда…
В конце концов следователь отступился от Цыгана, предложил ему посидеть в соседней комнате и попросил следующего — Хвиёху. Храбро шагнул к столу Хвиеха, поздоровался и сел на краешек стула.