— Чего расшумелись?
— Иди сюда, батька! — закричала старая. — Послухай сыночка…
Аноха Кондратьич нехотя поднялся, подошел к ней.
— Об чем ревешь? — спросил старик не без любопытства: Ахимья понапрасну шуметь не станет.
— Как же не реветь! Жениться на Груньке хочет. Срам-то какой! Она и без того родня нам… Как же можно такое!
Аноха Кондратьич презрительно чмыхнул:
— С ума народ посходил! И не подумай!.. Никишка вдруг озлился:
— А вот подумаю!.. Ваши старые законы — наплевать мне на них! Это раньше силком женили. Теперь — шалишь! Женюсь на той, которая мне по сердцу, а не на той, что вам люба…
— Дурья твоя голова! — заорал Аноха Кондратьич. — Ему на законы плевать!..
— Голова, так уж голова! — подхватила Ахимья Ивановна и тут же смягчилась: разве ревом чего добьешься?
— Мы супроти Груньки слова не молвили бы, — сказала она, — будь она с чужой семьи. А то ведь с нашей же! Епиха-то нам зять или не зять?
— Зять, — буркнул Никишка, — что с того?
— А вот и то: уставщик венчать откажется.
— Мне уставщика не спрашивать. По мне, хоть бы век его не было! — снова вспыхнул Никишка.
— Повернулся язык на такие слова… разбойник, чисто разбойник! — заревел Аноха Кондратьич.
— Не иначе! — мрачно улыбнулся Никишка. — Сельсовет запишет меня — и ладно…
— Запишет ли, неизвестно, — попыталась образумить сына Ахимья Ивановна. — До восемнадцати лет, сказывают, не записывает. А тебе еще не исполнилось.
— Запишут! — уверенно бросил Никишка. — А не запишут, так поживем, пока лета дойдут. В других деревнях так делают…
— Ну, упрямый! — укоризненно сказала Ахимья Ивановна.
— Да какой упрямый-то! — опять зашумел Аноха Кондратьич. — Хочет и без венчания и без записи, — да где это слыхано?! Я на порог не пущу тебя с такой женой… Блуд это — вот что!
Никишка шумно вобрал в себя воздух, дал старику накричаться, спокойно произнес:
— Нам, видать, друг дружку не переспорить. Я лучше Епиху об этом спрошу, сюда позову.
— Он ей все космы выдергает, когда узнает, — огрызнулся старик.
Но Ахимья Ивановна согласилась:
— Зови. Он то же скажет…
Она была уверена в благоразумии зятя-председателя, рассчитывала на его помощь.
— Он те скулы своротит! — напутствовал Аноха Кондратьич.
Но Никишка уже не слышал этого напутствия. Схватив шапку, он кинулся со двора, и под быстрыми его шагами в темной улице заскрипел снег.
Епиха еще не спал, Лампея убирала со стола посуду — только что отужинали.
Никишка чуть задержался у светлой щелки ставня, подумал: «Она ничего не сказала Епихе… просила, чтоб я первый старикам, а потом — ему… Значит, судьба сегодня… Была не была!» — и постучал в окно.
Его впустили в избу.
— Ты почти всегда к нам по ночи, — встретил его Епиха. — Опять поди дело? — усмехнулся он, вспомнив, как Никишка приходил советоваться осенью перед поступлением на курсы. — Опять секрет?
— Такое, брат, дело!.. — Никишка замялся: из кути вышла Грунька и, остановившись посередине избы, глядела на него с чуть приметной, подбадривающей улыбкой. У него сильно забилось сердце. — Тебя матка велела позвать.
— Сейчас? — удивился Епиха.
— Говорит: сейчас, срочно.
— Да что там у вас загорелось?
— Уж и загорелось… Там узнаешь!.. Живей собирайся! — Никишка глянул на Груньку, лицо его расплылось в улыбке…
Она поняла его взгляд: старикам сказал уже… по дороге скажет Епихе, а сейчас, на людях, никак невозможно. Она ответила ему благодарной улыбкой…
Епиха живо оделся, и они пошли.
— Ну? — закрывая за собою калитку, спросил Епиха. — Что за секрет у тебя?
Приподнятое настроение Никишки вмиг пропало, сменилось сомнением и растерянностью, — а вдруг Епиха скажет то же самое, что и старики? Что, если и впрямь никакая власть не дозволит взять в жены сестру зятя? Что тогда? Неужто навеки его Грунька останется для него чужой?.. От этой мысли Никишке стало лихо и будто душно, и он нерешительно и грустно сказал:
— Ты объясни мне… к примеру, брат и сестра и еще другие брат и сестра… могут они пожениться?
— Ты к чему это? — приостановился Епиха.
— Нет, ты скажи сначала… — схватив председателя за рукав, просительно заговорил Никишка.
— Если уж так надо, я скажу, — ответил озадаченный Епиха. — Брат и сестра, значит? И еще двое?.. По старинному закону не полагалось. При таком сватовстве старики рев подымут…
— А у православных? — подлаживаясь к хлесткому шагу Епихи, поникшим голосом спросил Никишка.
— У православных тоже, — отрубил тот. — Но все же легче. Слыхал я как-то, что с разрешения архиерея таких венчали… А у нас — беспременно родня, старики заревут…
— Да уж и заревели, — сказал воспрянувший духом Никишка.
— Заревели? Да кого ж они не согласны поженить? Неужто тебя? С кем? — соображая сказанное парнем, воскликнул Епиха.
— Только я, брат, в сваты не гожусь… Уволил бы меня: какой я сват, совсем дело испорчу…
Он остановился, поглядел назад, будто собираясь повернуть домой, но тут ему вспомнилась собственная женитьба на Лампее, когда сватом к старикам шел сам председатель Алдоха, — и ему стало как-то неловко перед Никишкой.
— Ладно! — махнул рукою Епиха. — Меня выручали, и я должен выручать. Знаю, как они душу из нас вытягивают, старики! — Он снова зашагал. — Значит, нашел ты себе кралю по сердцу?
— Нашел…
— Кого? Кто ж из твоих братанов женат на твоей сестре? Всех и не упомнишь… Докладывай все по порядку.