Семейщина - Страница 275

275

— Что я говорил! — торжественно, будто ему только что сообщили радостную, давно ожидаемую новость, сказал Аноха Кондратьич, подняв круглое свое лицо на старуху.

4

В самом деле зеленые настроения мешали руководителям артелей организовать народ на уборку. Этим настроениям поддались даже некоторые правленцы обоих колхозов. Хлеба входили уже в период восковой спелости, из района торопили, два раза назначали сроки начала уборочной, а красные партизаны и закоульцы еще раскачивались. Председателя Гришу дома ежедневно пилил отец: Егор Терентьевич уверял, что преждевременная косовица оставит народ без хлеба. Гриша внимал отцовским научениям, оттягивал выезд бригад на страду, а глядя на партизан, не спешили и закоульцы. Лишь с помощью Изота и Лагуткина удалось Епихе, Домничу и Мартьяну Яковлевичу переломить народ — зашевелились бригадиры и звеньевые, конюхи и машинисты… В последний раз, перед тем как отдать приказ о выезде, Гриша в сопровождении Изота, Лагуткина и агронома поехал в поля, — уговорили, нельзя отказаться.

— Восковая спелость… Дойдет в снопах. Дальше тянуть нельзя, — растирая в пальцах колосок, сорванный у края дороги, проговорил агроном.

— Весь хлеб такой, ровный, — оглядывая необозримое поле ярицы, поддержал Изот. — Пора…

— Да, пора… — будто нехотя согласился Гриша.

Он взглянул на сосредоточенное, спокойное лицо Изота, перевел взгляд на агронома и Лагуткина, — эти тоже выглядели невозмутимо, — глубоко вздохнул и как-то неожиданно для себя повторил:

— Ну, что ж… пора…

На следующий день с утра бригады выехали на свои участки, и, едва высохла роса, по окрестным буграм замелькали крылья жнеек и сноповязалок, ярко заблестели на солнце металлическими частями. Далеко на буграх видны были лошади, размеренно бредущие впереди машин, с еле заметными фигурками погоняльщиков, сидящих верхом, а позади жнеек, то и дело сгибаясь, шли вязальщицы, и вскоре на тугнуйских увалах, среди необъятного моря хлебов, обозначились выстриженные плеши, и на тех плешинах — первые кучки снопов, словно бегут зеленоватые овцы за вожаком — машинистом и догнать не могут… Уборка началась…

В один из теплых солнечных дней на равнине у Дыдухи появились две незнакомые доселе машины. Все у них было необыкновенное: размашистое полотно с одного бока, высокий рост, увенчанный спереди мостиком с колесом, вроде штурвала на пароходе, — их часто видали бывалые никольцы на Селенге, во время наездов в город, позади мостика — труба и огромный ящик… Машины не могли двигаться самостоятельно, их тащили за собою тракторы — на одном сидел Никишка, на другом неизвестный паренек из «Эрдэма». Семейщина отродясь не видывала таких машин. Жнецы и вязальщицы отрывались от работы и, вытирая рукавами потные лица, подолгу провожали глазами небывалые машины.

Комбайны пришли откуда-то с Тугнуя… Они пересекли равнину и замерли у обочины тракта. С ближайших участков к ним устремились звеньевые, начал сбегаться народ — мужики, бабы с подоткнутыми за пояс подолами сарафанов и невесть откуда взявшиеся непременные спутники необычайных деревенских происшествий — шустрые мальчишки. Все окружили высокие машины. У переднего комбайна суетился рослый подвижной человек, он поправлял бесконечно бегущую цепь, заглядывал внутрь; что-то кричал вверх стоящему на мостике парню.

— Директор совхоза, — шепнул кто-то.

Высокий человек по внешности ничем не отличался от остальных: теплая куртка, полосатые штаны, сапоги, сдвинутая набок кепка…

— В порядке социалистической взаимопомощи… к вам, — отрываясь от комбайна, сказал директор совхоза.

Видно, Епихе, Изоту и Грише заранее было известно об этой взаимопомощи, — они тотчас же появились у комбайнов. А с ними — Мартьян Яковлевич, Ананий Куприянович…

— Пока МТС заведет свои… — проговорил директор, — помогать надо. Начнем…

Застрекотали тракторы, замелькали гребки хедера, комбайн тронулся. Народ кинулся врассыпную.

Комбайн плыл, словно корабль среди зеленоватого моря — величавый, вздрагивающий, непобедимый. Широкий прокос оставался на том месте, где проходил он. Позади его падали на землю огромные пучки обмолоченной соломы… Комбайн часто останавливался, что-то заедало. Возле него метались директор, комбайнер…

Трактористы глушили моторы.

— Гляньте: хлеб сыроват, не промолачивается, идет с половой, а уже полный бункер, — сказал директор.

— Если б ему спелый! — заметил Гриша.

— Тогда другой бы разговор… чистое зерно, — отозвался директор. — И не заедало бы… Дня через три увидите.

За комбайном торопливым шагом шли артельщики. Каждый поднимал оброненные вымолоченные стебли, с любопытством и удивлением поглядывал на бункер, в который беспрерывным потоком сыпалось зерно.

— И молотить не надо! — поспевая за хедером, прыгал какой-то паренек.

— Известно… — степенно заметил Ананий Куприянович.

— Не человек эту машину выдумал, а черт… антихрист! — весело поглядывая на стариков, засмеялась идущая рядом молодка. — Не иначе, антихрист!

— Как есть! — улыбнулся в ответ дед Силантий, бывший пастух. — Эко что деется!..

Никишка выключил мотор, слез с трактора.

— Это что, — расплывшись в улыбке, сказал он, — годика через три не только молотить будем, но и муку…

— Еще один агрегат… — подхватил Мартьян Яковлевич. — Один вот молотит, другой мелет, а третий блины печет… Дойдет до этого, я вам говорю!.. Блины из-под машины тут же на пашне, — здорово, а?

275