— Еще что выдумаешь! — ответил Мартьян. — Я, паря, не собьюсь… за вершным гнался… Слыхали?
— Нет… За вершным?
— Да. Подобрался я к ихнему заплоту, посидел-поглядел — всё тихо, спокойно… Иду обратно и вижу: конь к пряслу поскотины привязан. Близко так, рукой подать. Я — туда. Вдруг кто-то как выскочит из какой-то дыры в заплоте — и к коню. Я кричу: «Стой!» А он еще пуще припустил. Проворный такой мужик! Не успел я его схватить. Вот беда!.. Он на коня, я — за ним. Да разве догонишь!.. Вот и бежал, пока дух не зашелся. Врешь, думаю, узнаю, куда ты!
— Не узнал? — спросил Викул Пахомыч.
— В деревню поскакал…
— Похоже, что спугнули мы их. Теперь хоть сиди тут ночь, хоть не сиди — толк один.
— Что ж ты… предлагаешь вернуться в деревню? — озадаченно проговорил Мартьян Яковлевич.
— Конечно, надо бы в штаб, к Епихе. Доложить бы ему, да только…
— Умный ты мужик, Викул Пахомыч, а ерунду затеваешь! — перебила его Грунька. — Деревня большая, кого там искать станут?.. Мало ли кто мог прискакать ночью с Тугнуя… Раз в лицо не приметил, — искать не думай… Ты забыл: Фиса-то нас ждет?.. И что там за дыры в заплоте?.. Теперь мой черед. Пахомыч пусть коня стережет, а ты, сват, доведи до того места.
Она легко зашагала вдоль поскотины.
— Никто всерьез и не думал с поста… — пробормотал Викул. — Бедовая, слова договорить не даст…
— Ну, молодушки нынче… огонь! — кинувшись ей вслед, смешно развел руками Мартьян Яковлевич.
Они подошли к заплоту фермы, и Мартьян Яковлевич вскоре обнаружил дыру, — доска оттопырена.
— Вгорячах тесину заправить не поспел, — пригляделся Мартьян. — Эх, мать честная! — вздохнул он. — Не довелось мне захватить его тут.
— Ты оставайся, а я полезу, — сказала Грунька.
— Ладно, только вот что… — будто соображая что-то, произнес Мартьян Яковлевич. — Тебе надо Фиску отыскать, да с нею — к Писте. Не иначе, это у нее гость был… Берите ее на пушку, по-моему, не стесняйтесь! Так мол, и так, был у тебя один человек, коня отвязывал, тебе поклон сказывал… Сами, дескать, видали, врать о поклоне нам не с руки. Пощупайте ее хорошенько!
— Это дело! — согласилась Грунька и наклонила голову к лазейке. — Ты покарауль тут…
И вот она уже во дворе… Прямо перед нею крохотная избейка. Густые, неподвижные тени построек по закраине двора… За ставнями избенки еле приметный огонек.
Едва Грунька сделала несколько шагов, от темной стены избенки, навстречу ей отделилась неясная женская фигура. Скорее догадалась, чем узнала ее она… тихо позвала:
— Фиса, ты?
— Я…
Фиска подошла, заговорила торопливо:
— Я пригляделась к этой падле, — кивнула она на избенку, — здесь вот она проживает. Я у нее каждый вечер в гостях… судачу, гляжу. Не поймала еще ее, но чую, что хоронит она от меня что-то… не от этого ли самого у скотины хворость? Третьеводни догадалась я по ней, что сегодня она кого-то поджидает ночью… Хоть и хитра, а бабий язык долог… Епихе весточку дала, ждала вас… Вот добро-то! Много народу с тобой?
— Еще два мужика.
— С вечера она пораньше меня вытурила, — спать, дескать, смерть хочется. А я тут… на всю-то ночь… Все видала: приезжал он, Цыган… Долго сидел у нее… Что говорили, не знаю — не подслушаешь, как ни бейся… Я и то, кажись, вспугнула его. Сдается мне, заметил он, когда шел обратно, что человек тут притулился — да как шасть в эту вон дырку… Досада какая: не пришли вы вовремя.
— Так это был Цыган? Наш Мартьян гнался за ним по Тугную, да он на коня — и домой… Значит, и узнавать не надо… Позвать Мартьяна сюда?
— Нет… Народ здесь разный, как бы не всполошились.
— А что будем делать?
— К ней пойду. Вишь, свет еще не потушила… Не спится, мол, мне, во двор вышла, а у тебя, дескать, огонь, — дай зайду. Интересно, что привез ей Цыган, что так долго не ложится?.. А ты у дверей постой, крикну ежели — беги ко мне.
— Мартьян-то на пушку велел… вдвоем… Поклон от Цыгана передать… видали, дескать, как на коня садился… Стучать все спрячет, ничего не подглядишь, — возразила Грунька.
— И верно… счас, — взволнованным шепотом отозвалась Фиска. — Счас мы вдвоем…
Она приблизилась к двери, наклонилась, подняла с земли какую-то щепочку, просунула ее в щель, где крючок. — Я заприметила… пробовала… Вот!
Они тихо вошли в сени, подкрались к дверям в избу… задыхаясь от волнения, нащупали скобу.
Взвизгнув чуть, дверь распахнулась с внезапной легкостью.
— Ой! Кто там? — оборачиваясь, вскрикнула Пистя.
Она сидела у стола перед тусклой лампешкой, спиной к дверям, и что-то перебирала на клеенке.
— Это я… не спится, — подходя к столу, ответила Фиска.
— Ой, да как же это… дверь закрючена! — подняла на нее Пистя глаза, полные непередаваемого страха.
Будто не слыша, Фиска вплотную приблизилась к ней. Пистя вдруг суетливо прикрыла запаном что-то рассыпанное на газетном листе:
— Господи Исусе Христе!
— Что это у тебя? Откуда? Фиска приподняла над столом край запана. — Не он ли привез?
— Кто? — оцепенело прошептала Пистя.
— Да Цыган… Мы его сейчас с Грунькой встретили, он поклон велел тебе сказывать…
— Цыган? Откуда в такую пору. Цыган? — забормотала Пистя.
— Не отпирайся!
Фиска отшвырнула Пистин запан:
— Кликни мужиков, Груня!
У Писти побелели глаза, окаменело лицо.
Мартьян Яковлевич остался стеречь Пистю. Она все еще не могла прийти в себя, плакала, причитала:
— Ничего не утаю, только не губите! И насчет Мартьяна Алексеевича, и все…