Семейщина - Страница 285


К оглавлению

285

Никишка стал готовиться в далекий путь. Что ему теперь, какие помехи могут его удержать? Нет никаких помех! Петрунька подрос, Грунька достигла на тракторе второго места по району, премирована, премирован опять и он, Никишка, занял первое место, не дал женке обскакать себя — восемьсот пятьдесят трудодней, и каждый по десяти кило весом! Одного этого хлеба хватит старухе матери на два года, не говоря уже о деньгах, о Груниных да Изотовых заработках. Изот собирается жениться, уже невесту себе высмотрел — молоденькую учительницу-комсомолку. Все же Грунька пусть остается пока дома, работает — он, Никишка, должен сперва обосноваться на новом месте как следует…

С легким сердцем уедет Никишка учиться. Дома всё в исправности. Да и кругом справная наладилась жизнь. Сестра Фиса — передовая стахановка животноводства, сестра Лампея — бессменная руководительница детских яслей, и весело звучат ее песни на тракте и Краснояре в часы досуга. Зять Епиха хоть и покашливает, но по-прежнему неутомим, весел, всему делу голова. Красные партизаны купили уже третий грузовик, закоульцы тоже выписали машину… Расцветает совхоз «Эрдэм», что по-бурятски означает — просвещение, наука, культура. И подлинно: культура пришла на Тугнуй, в улусы… Снова после долгих лет зашевелился народ на шоссейке, у бугров желтого хряща, уже проросшего травою: летом непременно пройдет здесь широкая прямая дорога и побегут по ней автомобили в Мухоршибирь, в Петровский завод, туда и сюда. А в Заводе-то что делается! Растут и растут белые корпуса нового завода-исполина. И впервые, может, за триста лет спустили воду из заводского пруда, чтоб почистить, расширить его, — даже чудно смотреть, как по сухому дну бродят коровы.

Нет, что б ни говорили там приверженцы старины, какие бы слухи ни распускали из Завода те, кому навсегда заказан путь в деревню, — устойчивая, — месяц от месяца неуклонно и неизменно крепнущая новь побеждает, побеждают новые люди, а старое хиреет, отступает, сходит на нет. Из года в год выше колхозные урожаи, больше машин, школ, учителей, грамотеев, комсомольцев, меньше бабьих кичек, меньше икон в передних углах, меньше суеверий, дикости, темноты. А из тех, кто засел в Заводе, самый вредный, конечно, бывший уставщик Ипат. Как-то спорил он с Никишкой о боге, говорил:

— Не верю я, что есть люди, которые господа бога сердцем отрицают… Языком отвергают они его, ради своей выгоды — перед властью безбожной выслуживаются. Но коснись дело, приди смертный час, вспоминают они его, бога. Я сам знаю таких. Но вот еще не видал настоящих, без корысти, безбожников. Не верю тому.

Никишка спокойно сказал на это:

— Выходит, не видал ты, Ипат Ипатыч, ученых людей… Поговорил бы с нашим Андреичем.

— Все может быть, — поглаживая пушистую белую бороду, буркнул Ипат Ипатыч.

Он вздохнул, стал жаловаться, что общество его не принимает, что пьяница Сенька Бодров вконец обезбожит семейщину, и народ окончательно предастся антихристу.

— Уж лучше б мне жить в Нарыме, спокойно дни свои доживать.

Никишка понял — жалеет старый уставщик, что не дают ему по-прежнему жить за счет семейщины, что зря кинул он свое нарымское хозяйство и нет ему теперь воли драть с нарымцев проценты под его, Ипатовы, ссуды… Об этом Никишка от людей немало наслышан… Он не стал оспаривать бывшего уставщика, поспешил уйти от него, с мертвым какой разговор!

И впрямь они мертвы, и не подняться им больше. Весь народ за новую артельскую жизнь, за свободу, которую никто уже не сможет отнять. Попробовали было, ничего не вышло, сорвалось.

Никто уже не сможет повернуть народ обратно, отнять завоеванного. Ради крепости молодой жизни, ради расцвета своей артели, безбедной старости своей матери, светлого будущего своего Петруньки, он, Никишка, покорит небо и в случае нужды очистит его от любого врага. То-то обрадуется Изот!.. Небо над нашей небывалой страной всегда будет чистым, ясным, всегда дружелюбным, завоеванным только для нас. Не за это ли самое сложил свою молодую голову первый тракторист Сеня Блинов, его, Никишкин, друг и учитель?

Пусть пока воюет под боком, в Китае, японец, а на другом конце земли — фашист в Испании, — не сломить им поднявшиеся за свое счастье народы и никогда не торжествовать на нашей земле.

И как посмотришь кругом — на это чуть зеленоватое небо, на бескрайние колхозные массивы, на Тугнуй, где прошло детство, на околицу, где теперь не видно грязных бугров, — старанием Мартьяна Яковлевича в дело пошли примелькавшиеся сызмальства назьмы, — на избы с палисадниками, на белые громады школы, больницы, сельского совета, — невольно подумаешь, что и семейщины-то допотопной нет уже.

Так недавно говорили меж собою Никишка и Андреич. Очкастый инженер проезжал, — в который уж раз, — через Никольское к себе на молибденовый рудник…


1931–1960

ЧТО ТАКОЕ СЕМЕЙЩИНА?

…Живущие должны знать, откуда что проистекает.

Исай Калашников.

Роман-трилогия И. Чернева «Семейщина» имеет подзаголовок — «Летопись родного села». Действительно, роман — своеобразная олитературенная хроника села Никольского, что находится в Мухоршибирском районе Бурятской АССР. Книга построена и написана на подлинных фактах и событиях, которые происходили в этом семейском селении со второй половины XIX века до 1937 года. Эта трилогия — художественное отражение жизни и быта семейских примерно за три четверти века. Она состоит из трех книг: «Пасынки Екатерины», «Крутые года», «Артельная жизнь». Над «Семейщиной» автор работал почти тридцать лет, отражая события по их горячим следам.

285